Ушинский дал институткам больше возможностей
Если в момент образования Смольного сама идея женского обучения была передовой и смелой, то ко второй половине XIX века царившие в институтах для девиц принципы обучения и воспитания уже слишком расходились с требованиями времени. Воспитанницы жили взаперти и выходили абсолютно не готовыми к реальному миру. Их не учили мыслить, напротив — муштровали и учили подчиняться.
К тому же спустя сто лет существования институты оставались кастовыми заведениями. Поначалу в Смольный принимали только девочек из высших сословий (дочерей потомственных дворян, генералов, штаб- и обер-офицеров, высоких гражданских чинов), затем стали открывать отделения и «для мещанских девиц» (дочерей купцов, почётных граждан, чиновников), но те и другие всегда были разделены. Они виделись лишь мимолётно и взаимно презирали друга: дворянки считали мещанок неблагородными, а мещанки дворянок — высокомерными, заносчивыми особами.
Изменения в этой системе связаны с именем Константина Ушинского, ставшего, как уже упоминалось, инспектором Смольного в 1859 году. Его пригласила туда императрица Мария Александровна и как раз для реформ — она понимала их необходимость и искала подходящего исполнителя.
Уже в следующем году был утверждён проект преобразования института, который касался буквально всех сторон жизни и воспитания девушек. Главное слово, которым можно было бы охарактеризовать эти перемены, — либерализация. Новый учебный план был устроен так, чтобы заинтересовывать учением, институтки получили право ездить домой на каникулы, участвовать в организации образовательного процесса и задавать вопросы преподавателям (да, раньше они даже этого права были лишены!). Принципиальной частью этой либерализации стали более демократичные правила приёма и отмена разделения на дворянскую и мещанскую половины института.
Ушинский встретил огромное сопротивление консервативной директрисы и классных дам, и уже в 1862 году его вынудили уйти. За столь короткий срок реформатору не удалось полностью сломать устой институтской жизни, но всё же с тех пор она стала более свободной. Воспитанницы, как бы сейчас сказали, почувствовали свою субъектность: не все теперь считали вершиной успеха выгодное замужество — некоторые становились преподавательницами, писательницами, общественными деятельницами.
Манерам уделялось больше внимания, чем образованию
Согласно уставу Смольного института, утверждённому ещё при Екатерине II, программа там предлагалась такая:
- Исполнение закона и катехизм (то есть фактически Закон Божий).
- Все части воспитания и благонравия.
- Российский и иностранный языки.
- Арифметика.
- Рисование.
- Танцевание.
- Музыка вокальная и инструментальная.
- Шитьё и вязание всякого рода.
Дальше программа по части предметов несколько расширялась (добавлялись география, история и «некоторая часть экономии», под которой понималось домоводство), но воспитание оставалось важнейшим стержнем. А в последние годы обучения девочкам полагалось повторять всё пройденное, усовершенствовать «знание закона», а также освоить «все правила доброго воспитания, благонравия, светского обхождения и учтивости».
На практике главными целями в системе институтского образования были успешное овладение французским языком, освоение светского этикета, а также умение превосходно танцевать. Вполне понятный набор, если учесть, что самым почётным итогом учёбы считалось назначение фрейлиной во дворец — это называлось «быть пожалованной шифром». Такой чести удостоились пять лучших выпускниц первого выпуска Смольного, в дальнейшем традиция продолжилась. Ну а потом, вращаясь в высшем свете, фрейлина могла рассчитывать на самую блестящую партию в смысле замужества.
Воспитанницы Смольного института благородных девиц на уроке танцев, 1889 годФото: Карл Булла / Wikimedia Commons
Всё бы хорошо, но столь высокая планка — стать фрейлиной — светила лишь единицам. Остальным же оставалось надеяться после выпуска на то, что родители будут хотя бы вывозить их на балы, где их заметят женихи, — то есть перспективы опять-таки были связаны с замужеством.
А вот девушкам из бедных провинциальных семей привитые в институте безупречные светские манеры, танцевальные па и беглый французский могли вообще никогда не пригодиться. Разве что в роли классной дамы — вот ещё одна «карьера», возможная после окончания института. В иных случаях практически полезными были, может, только навыки рукоделия, которому девочек в институтах тоже обучали.
Как метко замечала Александра Соколова, учившаяся в Смольном в сороковые годы XIX века, к образованию там относились не слишком серьёзно: «Насчёт реверансов у нас было гораздо строже, нежели насчёт уроков». И это было чистой правдой.
Например, русскую литературу в Смольном запросто «изучали»… не читая самих произведений! Что рассказал о книге учитель, то и следовало зазубрить. Этот факт немало поразил Константина Ушинского в первые дни его назначения в Смольный инспектором.
Благодаря Ушинскому в начале 1860-х в Смольном образование стало меняться к лучшему. А ещё при нём появился дополнительный старший класс, окончание которого давало девушкам звание домашней учительницы — то есть профессию и верный кусок хлеба для представительниц бедных семей.
Жизнь по расписанию
Предшественник Красного проспекта уже тогда был шумным: каждое утро Соня просыпалась в 6 часов утра под звуки улицы — крики торговцев, музыку с ярмарок, бренчание упряжных бубенцов. Также в 10 минутах ходьбы от дома Сони находилась Базарная площадь — это то самое место, где сейчас стоит Новосибирский театр оперы и балета. Время подъема было прописано в своде правил гимназисток, как и время на утренний туалет, завтрак и другую рутину.
Соня была большой модницей и выписывала себе петербуржский еженедельник «Модный курьер». В нем барышни узнавали самые главные секреты красоты, среди которых — умывание водой с молоком в соотношении 2:1 не менее 5-10 минут. После этого девушка спускалась к завтраку, где ее уже ждал накрытый прислугой стол.
Точно таким же мылом пользовались в те времена. Фото: НДН.инфо
Затем шла заниматься уроками — утром обучение продолжалось полтора часа, а вечером — целых три. С 6:30 до 8:00 гимназистки повторяли изученный материал, стихи, французские слова, дочитывали заданные произведения. А самые сложные предметы — арифметика и чистописание — оставались на вечер.
Именно в одном из зданий Маштакова (современная Чаплыгина, 28) и расположилась Женская гимназия Павлы Смирновой после своего открытия в 1907 году.
Так выглядело первое здание гимназии. Фото: НДН.инфо
Через несколько лет из-за сгнившего пола и деформировавшихся потолочных балок она переедет на нынешнюю улицу Ленина, 11 (главное фото), арендовав дом другого известного купца — Ивана Сурикова. Аренда обходилась в 4000 рублей, а помимо этого нужно было платить за отопление, работу педагогов и другого персонала, покупать мебель. Даже с учетом платежей за обучение набиравшаяся сумма была для Павлы Смирновой неподъемной. Поэтому содержал гимназию также попечительский совет. А еще в помощь гимназии устраивались благотворительные балы с платным входом в 2 рубля, где основными гостями были молодые люди, которым позволялось танцевать с гимназистками.
Молодые барышни начала 20 века. Фото: НДН.инфо
Ученицы приходили в гимназию строго с 8:15 до 8:30, без опозданий. После этого раздевальню, где они оставляли вещи, швейцар закрывал на ключ до самого конца учебного дня. Кстати, форма гимназисток была унифицирована — классические сменные туфельки и закрытое темно-зеленое платье в пол. В будние дни к одеянию добавлялись черные (а в праздничные — белые) воротник-стойка, фартук и манжеты. Волосы заплетены в косы и перевязаны кружевной лентой — вот и все украшения, никаких узоров, бантиков и рюшей. Для замужних гимназисток делали послабления, разрешая им носить обручальные кольца. То, что они во время учебы вступали в брак, не было редкостью: обучение длилось 7-8 лет, а поступали девочки в 9-12. Поэтому многие после окончания гимназии могли быть даже старше нынешних выпускниц школ.
Гимназистки, у которых не было портфеля или сумки, носили учебники перевязанными веревкой. Фото: НДН.инфо
В 8:30 все классы (по 30-40 девочек) собирались на верхнем этаже для чтения молитвы, а спустя полчаса начинались уроки — всего их было четыре-пять. Первый — закон божий, обязательный предмет во всех гимназиях, потом естественная история, а третий — французский или немецкий, которые преподавали прямые носители. Затем шла 20-минутная перемена, во время которой ученицы должны были собраться в пары и прогуляться по улице. Кстати, горячего питания в гимназии не было, зато ученицам покровительствовали благотворительные общества. Они приносили и продавали девочкам бутерброды с икрой, красной рыбой или ветчиной за 5 копеек. Для сравнения, в трактирах такие бутерброды стоили 10 копеек. Еще девочки могли брать с собой перекусы в виде сушеных ягод.
Все конспекты тогда писались перьевыми ручками и чернилами. Фото: НДН.инфо
Четвертый урок отводился под рукоделие — после выпуска гимназистки могли сшить сами себе абсолютно все, от платьев до сорочек. А завершающим был урок словесности. Обучение проходило с гуманитарным уклоном, нежели в Реальном училище для мальчиков Ново-Николаевска — аналоги наших физматшкол, где упор делался на естественные науки. От девочек требовалось вырасти в хороших жен и изучить все тонкости ведения домашнего хозяйства: как принимать гостей, управлять прислугой и услаждать взор супруга.
Девочки вышивали рисунки редкой красоты. Так выглядело первое здание гимназии. Фото: НДН.инфо
После занятий
После уроков девочек забирали слуги, родители или попечители, одни на улицах они практически не бывали, им запрещалось посещать театры, кино, публичные мероприятия без разрешения и даже магазины со сладостями. Если городовой увидит, как девочка с золотым значком гимназистки (его носили все ученицы) заходит в кондитерскую, то обязательно сообщит об этом директрисе. В таком случае ей грозит строгий выговор или даже отчисление. При этом на обратном пути домой девочкам надлежало гулять не менее часа — как было прописано в правилах, чтобы отдохнуть и подышать свежим воздухом.
Во время таких прогулок за девочками могла следить классная дама — это была отдельная должность для женщин, которые должны были контролировать поведение гимназисток. На уроках она сидела в углу класса, чтобы делать замечания тем, кто балуется и отвлекается от занятий. А после — смотрела, чтобы ученицы не забредали, куда не следует.
Открытие лицея
Лицей был задуман Александром I как закрытое привилегированное учебное заведение для подготовки образованных и преданных слуг государства
Задуманному им учебному заведению Александром I придавал столь важное значение, что собирался в начале поместить туда и великих князей. Позднее он от этой мысли отказался, но своего интереса к лицею не потерял
Программа обучения в лицее предусматривала изучение самых разнообразных наук. Среди приглашенных преподавать лицеистам были также лучшие по тому времени учителя: А.П. Куницын, А.И. Галич и другие. Интересно, что в 1816 году в Петербурге были объявлены курсы политических наук, которые пользовались большой популярностью в передовых кругах общества и которые помещали члены «Союза спасения»: Пестель, Муравьевы, Ф. Глинка, И. Долгоруков. В числе тех, кто читал на этих курсах, были лицейские учителя: Куницын и Галич. На праздновании торжественного акта по случаю открытия лицея присутствовала царская семья. Однако самым памятным для Пушкина событием торжественного дня 19 октября 1811 года была вступительная речь Куницына. В своем последнем стихотворении, посвященном дате 19 октября, «была пора….» (1836 году), Пушкин скажет о речи Куницына — скажет, потому что всегда о ней помнил: Вы помните, когда возник Лицей, И царь для нас открыл чертог царицын, И мы пришли. И встретил нас Куницын Приветствием царственных гостей… В своей речи Куницын призывал – и этого Пушкин тоже не забыл, потом это отзовется, в частности, в его оде “Вольность” – превыше всего чтить законы и соблюдать их: “Приуготовляясь быть хранителями законов, научитесь прежде сами почитать оное; ибо закон, нарушаемый блюстителями оного, не имеет святости в глазах народа». Свою речь Куницын закончил словами, обращенными к лицеистам: «Вы ли захотите смешаться с толпой людей обыкновенных, пресмыкающихся в неизвестности и каждый день поглощаемых волнами забвения? Нет! Да не развратит мысль сия вашего воображения! Любовь к славе и отечеству должны быть вашими руководителями». Большие надежды, которые на него возлагались, лицей, безусловно, оправдал. Но не так и не в этом смысле, в каком думал император Александр I. В историю России лицей вошел как одно из самых замечательных явлений русской культуры. Но не потому, конечно, что он готовил «просвещенных слуг государства», а потому, что он был колыбелью Пушкина, а значит, и всей русской поэзии, потому, что из его стен вышли такие великие патриоты и мученики свободы, как Кухельбекер, Пущин и другие.
Ответы на вопросы о периоде обучения Пушкина в лицее
2. Расскажите о Лицее (откуда он получил такое название; какие задачи ставил русский государь перед этим учебным заведением; чем интересно было его открытие; каковы были внутренние покои, одежда лицеистов, режим в Лицее; к чему приравнивался Лицей по уровню знаний; чего добивались профессора от воспитанников и др.).
Своё название Лицей получил по аналогии с местом на окраине Афин, где в древние времена находился храм Аполлона (бога Солнца, покровителя искусств, музыки, поэзии), в саду которого размещался известный «гимнасий» Аристотеля. Императорский лицей в Санкт- Петербурге, по плану его учредителей, был символическим продолжением славных традиций древнего Лицея.
Александр I организовал Лицей благодаря хлопотам М. М. Сперанского, который замыслил его в качестве привилегированного учебного заведения, созданного для обучения и воспитания дворянских деток, с тем, чтоб по окончании Лицея его выпускники были бы причастны к «важным частям службы государственной».
Открытие Лицея состоялось 12 октября 1811 года, на обучение в нём было принято 30 мальчишек. Обстановка открытия нового учебного заведения была праздничной, тут находился сам правитель и высшие сановники страны. Перед гостями с праздничными речами выступили директор Лицея В. Ф. Малиновский, доктора Лицея Н. Ф. Кошанский и Куницын.
Вот каковы были помещёния Лицея. «На нижнем этаже находились квартиры инспектора и гувернёров, на втором — столовая, буфетная, поликлиника, аптека, малый конференц-зал, канцелярия, на 3-ем — актовый зал, классы, физический кабинет, библиотека , газетная комната, на четвёртом — комнаты воспитанников, обставленные очень робко: стол с необходимыми принадлежностями, конторка для занятий, стул, комод, кровать с матрацем, бумазейное одеяло, полупуховая подушка, умывальник».
Форма воспитанников Лицея смотрелась так: голубые двубортные сюртуки с красноватыми стоячими воротничками, с красноватым кантом на манжетах, голубий суконный жилет с блестящими гладкими пуговицами, длинноватые штаны голубого сукна, полусапожки.
День лицеистов начинался в 6 утра: утренние процедуры, молитва. 7.00-9.00 — занятия. 9.00 — чай. 10.00-12.0- занятия. 12.00-13.00 — прогулка. 13.00 — обед. 14.0- 15.00 — чистописание либо рисование. 15.00-17.00 — другие уроки. 17.00 — чай, потом до 18.00 — прогулка. 18.0- 20.30- повторение уроков. 20.30 — ужин, после до 22.00 — отдых. 22.00 — молитва и отход ко сну.
По уровню познаний Лицей равнялся к вузам. Обучение в нём было рассчитано на 6 лет.
Лицей соединял образование и воспитание, цель которого заключалась в лицейском лозунге — обучаться и жить «для общей пользы».
3. Каких лицеистов — друзей Пушкина вы знаете?
И. Пущин, Дельвиг, Кюхельбекер, Малиновский.
4. Что вы можете рассказать о лицейских профессорах?
Всего в Лицее было 6 профессоров, один священнослужитель, два адъюнкта и 6 учителей изящных искусств и гимнастических упражнений.
Пушкин в особенности запомнил А. П. Куницына (нравственные и политические науки), Н. Ф. Кошанского (латинская и российская словесность) и заменившего его А. И. Галича (знаток старого и нового искусства), Д. И. де Будри (французская словесность), Ф. М. Гауеншильда (германская словесность), И. К. Кайданова (исторические науки), Я. И. Карцова (математика, физика).
5. Как относились лицеисты к лицейским годовщинам?
Лицеисты после выпуска всегда встречались 12 октября. Пушкин очень ценил эти встречи и даже написал несколько стихотворений по этому поводу.
Внутренней, самой близкой отчизной, отчизной души Пушкина, был лицей, Царское Село. О них он вспоминал часто. Пушкина привезли в Царское Село 12 августа 1811 года, вскоре после того, как было объявлено о предстоящем открытии лицея. Привез его дядя, Василий Львович Пушкин, известный в свое время поэт, оказавший на юного Пушкина некоторое литературное влияние. По своим литературным взглядам Василий Львович был убежденный карамзинист и враг всех литературных «староверов» во главе с Шишковым. Из Москвы в Петербург он ехал не только для сопровождения племянника, но и для того, чтобы поскорее напечатать одно из своих полемических литературных посланий Шишкову. В Петербурге юный Пушкин поселился в доме дяди. Здесь он и жил всё то время, пока готовился к экзаменам в лицей.
Лицейская лирика Пушкина
В лицейской лирике Пушкина преобладает поэзия, славящая наслаждение жизнью с её радостями и весельем. Поэт следует лирике Державина, Жуковского, Батюшкова. Подлинный поэт, по его мнению, творит по вдохновению. Пушкин-лицеист пробует перо в различных жанрах: от оды до романса, элегии и сказки. Любимым жанром раннего лицейского периода становится дружеское послание («К Наталье» — первое стихотворение поэта, «К другу стихотворцу» — первое печатное произведение).
В обращениях к друзьям («Товарищам», «В альбом Пущину», «Кюхельбекеру») возникает тема Лицея, которая будет жить и в поздних стихотворениях поэта.
Отсутствие семейного тепла институтки заменяли игрой в обожание
В институтах процветала игра в «обожание» — возвышенную привязанность младших воспитанниц к одной из старших институток. Каждой полагалось выбрать себе предмет обожания и превратиться в её преданную поклонницу: вздыхать, произнося драгоценное имя, постоянно ждать встречи, а когда обожаемая проходит мимо, испытывать сердцебиение и кричать: «Аngee! Beaute! Incomporable! céleste, divine et adorable!» («Ангел! Красавица! Несравненная! Неземная, божественная и восхитительная!»). Тетради институток были исписаны этими же словами и именем несравненной.
Со стороны над традицией этой потешались как над пошлой и глупой, но на самом деле причины её были не такими уж смешными. Это было обусловлено, с одной стороны, атмосферой популярных тогда сентиментальных романов, с другой — тоской по семье.
Когда новенькую смолянку Угличанинову обступили соседки с требованием доложить, кого она обожает, та «подумала, что, верно, няню обожала, но не смела сказать». И произнесла имя некой Машеньки Перелешиной, подруги её старшей сестры, которую она никогда не видела, но знала, что та тоже учится в Смольном. Затем девочка попросила кого-то показать ей Перелешину в общей столовой.
«У каждого класса были совершенно отдельные столы, и я могла только издали на неё глядеть, и вот внезапно у меня загорелась сильная к ней привязанность: ведь одно её имя мне напоминало далёкое родное!.. Помню, что я просила одну из подруг передать ей поклон от сестры и, когда она подошла ко мне и стала расспрашивать о ней, я была в большом восторге и долго жила этим, вспоминая каждое её слово», — вспоминала потом Угличанинова.
Обед учениц в столовойФото: Карл Булла / Wikimedia Commons
Пансион пастора Муральта
Царствование Александра I ознаменовалось множеством реформ и преобразований. Система народного образования была изменена почти полностью.
В 1811 году открылись два учебных заведения нового типа. Название одного из них известно всем — это Царскосельский Лицей.
Другое представляло собой учреждение с совершенно иной методикой преподавания, а называлось оно «Частный пансион пастора Муральта». Именно о пансионе пастора Муральта и пойдёт рассказ. Но сначала несколько слов об основателе пансиона пастора Муральта.
Иоганн фон Муральт родился 10 сентября 1780 года в Цюрихе. В Россию он прибыл в 1810 году для исполнения должности пастора немецкой реформатской церкви в Санкт — Петербурге.
Пансион пастора Муральта просуществовал около 35 лет, его учителя приглашались В.А. Жуковским к преподаванию наук великому князю Александру Николаевичу, будущему императору Александру II.
Пансион пастора Муральта — ровесника Лицея, первоначально располагался в доме немецко — французской реформатской церкви на Большой Конюшенной, 25, где потом находился Центральный шахматный клуб. Город вокруг не был похож на сегодняшний, но уже были построены Зимний дворец, Малый и Большой Эрмитаж, Эрмитажный театр, Казанский собор, финская церковь св. Марии, шведская церковь на Малой Конюшенной (позже перестроенная). Архитектор Андреян Захаров перестраивал Адмиралтейство.
Состав первых пансионеров и их учителей был многонациональным и многоязычным, а занятия способствовали не только получению знаний, но и физическому и нравственному совершенствованию.
В пансионе пастора Муральта преподавались языки, русская и мировая литература, естествознание, история античности, история средних веков и новейшая история, совмещаемая с политической географией, история и география России, математические дисциплины, физика.
Изучение наук перемежалось занятиями по нравственности, а также различными спортивными состязаниями (например, скачки на лошадях, другие подвижные игры).
В пансионе пастора Муральта — ровесника Лицея, все получали солидное образование, дававшее, как и в Лицее, право поступления на государственную или военную службу, каждому давалась возможность продолжить образование в университете.
Преподавание велось в небольших группах воспитанников, и каждый из профессоров мог проявить всё своё мастерство.
Имена первых преподавателей пансиона, в отличие от лицейских, сегодня почти ничего не скажут непосвящённому.
Иногда известны лишь фамилии, редкое имя известно полностью, еще реже — годы жизни: Пётр Альбер преподавал немецкий язык и литературу, Балашов — математику, Иоганн Беккер — психологию и литературу; Иван Иванович Белюстин, служащий в Главном казначействе, вёл занятия для желающих поступить в университет.
Позже появляются известные имена: литераторы Никита Иванович Бутырский и Николай Иванович Греч преподавали русский язык и литературу; Пётр Андреевич Делин — русский и немецкий языки, географию; выходцы из Европы Гримм, Гугель, Дюплан, Каббель, гимнаст Линден упоминаются в воспоминаниях воспитанников пансиона только по фамилиям.
В 1820-х годах среди преподавателей пансиона пастора Муральта — ровесника Лицея, встречаем выдающихся педагогов и учёных; это географ, историк и статистик К.И. Арсеньев, библиограф и директор музея антиков Эрмитажа Ф.А. Жиль, профессор Главного педагогического института, основатель «Педагогического журнала» А.Г. Ободовский, педагог, писатель, преподаватель военно — учебных заведений и частных пансионов В.Т. Плаксин, минералог и путешественник А.Ф. Постельс.
В отличие от лицейских, группы в пансионе пастора Муральта пополнялись в течение учебного года, а выпускные экзамены проводились ежегодно.
Интересно, что в год первого выпуска Лицея (1817), когда было выпущено 29 лицеистов, пансион пастора Муральта — ровесника Лицея, закончили 34 воспитанника.
Девочек разлучали с родителями
Институты благородных девиц — закрытые учебные заведения, по сути интернаты. Воспитанницы там жили по много лет, минимум шесть, а в XVIII веке — 12. Принимали туда девочек лет 9–12 (конкретно в Смольный, согласно уставу 1764 года, — вообще шестилетних) и воспитывали до их совершеннолетия. И на протяжении первых ста лет деятельности институтов (если точнее — до 1861 года) воспитанницам, как правило, не разрешалось отлучаться из этих заведений в течение всего срока обучения. Даже на каникулы. То есть их в полном смысле слова отрывали от семей, они вырастали вдали от дома.
Отлучиться можно было только в сопровождении классной дамы и в исключительном случае. В мемуарах бывших институток можно встретить упоминания, что даже в случае смерти близкого родственника их не всегда отпускали проститься. Так, воспитанница Петербургского Екатерининского института Надежда Ковалевская писала, что не смогла «отдать последний долг горячо любимому отцу», умершему всего за четыре месяца до её выпуска.
«Теперь институтки имеют возможность ближе познакомиться с жизнью, проводя каникулы и праздники в родной семье, — писала она уже в самом конце XIX века о своей учёбе в сороковые годы, — а в то время, о котором я, старая институтка, вспоминаю, мы были совершенно отчуждены от родных; хорошо ещё, если родители или близкие родственники жили в Петербурге, могли раз в неделю навещать девочку; а бывало и так: родители привезут 8–9-летнюю дочь и уезжают обратно к себе за тысячу или более вёрст (тогда ещё железных дорог не было, существовала одна Царскосельская), и только по окончании шести лет являются взять из института уже взрослую девушку. При мне были такие случаи, что ни дочь, ни мать с отцом не узнавали друг друга».
Другая бывшая институтка, попавшая в те же годы в Смольный, где учёба длилась девять лет, Мария Угличанинова, вспоминала о разной реакции её родителей на поступление. Когда пришла бумага о том, что её приняли, отец был безмерно рад и горд, а вот мать плакала каждый день, понимая, что расстаётся с дочерью на всё её детство. Завершая учёбу, Мария не могла поверить, что скоро увидит родных. Ей казалось, что непременно должно случиться что-то, что помешает встрече, ведь такое счастье просто невозможно.